Любимые этюды

Форточкин сидел за письменным столом и искал грамматические ошибки. Впрочем, орфографические тоже. Остальными ошибками занимался редактор. Форточкин работал корректором в газете. Округлившееся брюшко, небольшие залысинки, очки в роговой оправе - ему было далеко за сорок.

-Ой, как на Витьку Гаркавина похоже, ты что, сразу не могла сказать, что это о нем?
-Да при чем тут Витька? Это не про него, слушай, не перебивай.

Форточкин был холостяк. Не по убеждению, а просто так. Все как-то некогда было задумываться о женитьбе – сначала один институт, потом второй... Работа, сестра, которая разводилась с очередным мужем и рыдала Форточкину в жилетку, вечноснующиетудасюдапоквартире племянники и племянницы, которых она присылала к гостеприимному растяпе-дяде Сереже в периоды своих жизненно-личных коллизий и метаний - в общем, забот хватало. Женщины у Форточкина были, но со временем, убеждаясь в отсутствии у него каких бы то ни было серьезных намерений ( а их не то, чтобы не было – просто мысль о взможном браке как-то и в голову не приходила – всегда находилось что нибудь еще, о чем можно подумать),они как-то очень постепенно и незаметно растворялись во времени и пространстве.

- Как-то ..неубедительно, что ли... «растворялись»... так не бывает... неужели не одна не попыталась на себе женить?
-Ну, пытаться-то они, может, и пытались. Но такой уж он был человек, что этих попыток в упор не видел. Просто не замечал.
-Странный тип... о чем же он думал –то?

Мечтатель он был, Форточкин. И, как все мечтатели, писал стихи. В свое время даже брошюрка небольшая в местом издательстве вышла, ну и в газетах публиковался периодически. Стихи были не так чтоб уж очень выдающиеся, но довольно-таки душевные и без явных ляпов. Правильные стихи, причесаные такие. Лирика в основном. Ну и прозу иногда пописывал, рассказики там всякие средней степени научной фантастичности. Рассказы у него в издательствах принимали менее охотно – странные они были какие-то, заумные слишком. В общем, сидел Форточкин за письменным столом. Ошибки искал. Было что-то около десяти вечера...

-На работе сидел в 10 вечера?
-Нет, не на работе, дома сидел. Он работу часто на дом брал, понятно?
-А...понятно. А племянники?
-Племянники в пионерском лагере были. Или еще где-нибудь, какая разница. Племянники тут так, к слову были...
-Ну, ладно, ладно... слушаю

Сидит, значит, Форточкин за столом, ошибки ищет. В кухне чайник посвистывает – закипает. А на дворе конец августа был – окно открыто, ветерок теплый дует, шторы колышет, красота да и только... И начали у Форточкина слова в строчки скаладываться, а строчки в четверостишия. Отложил он работу в сторону, сидит, записывает – « Взметнулся шторы белоснежный парус, Он рвется прочь, дрожит в объятьях ветра. Твои глаза – слегка остывший август – Еще не осень, но уже не лето...» Понятно, что никакой парус никуда не взметнулся – ветерок довольно слабый был, да и шторы у Форточкина были темно-зеленые, чтоб стирать реже. А вот глаза... Так ясно представились Форточкину эти глаза, что даже как-то неуютно стало, будто и впрямь кто-то на него смотрит. Форточкин занервничал и повернулся к окну. На подоконнике, обняв руками колени, сидела девушка.

-Так, понятно, сейчас начнется фантастика. Она прилетела из какой-нибудь Альфа-Центавры просить супермена Форточкина спасти их галактику от нашествия космических чудовищ. Гы...
-Ну ты и вредина... Может, дальше сам расскажешь?
-Молчу, молчу... говори.

У Форточкина от неожиданности сползли очки и вспотел лоб. Никаким естественным образом девушка к нему в квартиру попасть не могла – поздний час и 12 этаж исключали всяческие «может быть» абсолютно. «Извините, вы...вы кто вообще? И что вы здесь делаете?» - срывающимся голосом почти прошептал Форточкин. А девушка и сказала : «Я-то ? Я – твоя муза. Я тут часто бываю, только ты раньше меня не замечал. А может, просто оглянуться не догадывался» - и улыбнулась. И Форточкин сразу как-то успокоился, словно так и должно быть. « А... это. Музам ведь крылья полагаются,»- брякнул ни с того ни с сего. « А вот,» - муза легко спрыгнула с подоконника и на ее спине действительно обнаружились крылья – только не белые –птичьи, какие Форточкин много раз видел на картинках, а перепончатые как у летучей мыши. «Ух ты, а чего они у тебя такие ?» - удивился Форточкин, осторожно прикоснувшись рукой к краешку крыла. Крыло было теплое и чуть бархатистое на ощупь. «А мода такая,»- сказала муза почти кокетливо. «Эти ничего еще, хоть летать можно нормально. А последний писк – «Махаон» называются – так на них все словно в воздушные ямы проваливаешься. Зато красивые...» - и муза, закатив глазки, хихикнула. Форточкин не выдержал и тоже рассмеялся... «Мдас, нетривиальная ситуация» - сказал кто-то внутри Форточкина. А вслух прозвучало почему-то: «Слушай, а музы чай пьют с сахаром или без? А то я тут чаевничать собираюсь...» Чайник уже минут 5 свистел как сумасшедший паровоз.
И Форточкин с музой сели пить чай. Муза аппетитно хрустела баранками и щебетала как самая обыкновенная девчонка. На вид ей было лет 17-18. Форточкин уже перестал удивляться и слушал о том, что лиры не современны и что она хочет ультразвуковой плеер на аккумуляторных батарейках, что лето уже заканчивается, а в Управлении Вдохновения ей снова отказали в отпуске за свой счет, что работать в Калифорнии было очень здорово пока ее клиента – поэта не перебросили на соседний отдел. «Представляешь, у него обнаружился восхитительный тенор и теперь он поет» - и муза возмущенно фыркнула. А Форточкин молча сидел и слушал, согласно кивая и подливая чай в большую чашку. Закончить правку ему сегодня уже не светило, да и не думалось как-то о работе рядом с такой очаровательно- непосредственной собеседницей. Все равно завтра суббота – подумал Форточкин, времени будет много...

-О, я знаю, теперь он в нее влюбится и ...
-Ты будешь слушать наконец?
-Я слушаю, извини... продолжай, а?

Потом они смотрели по телевизору какую-то сопливую мелодраму и во время финальной сцены муза плакала как пятилетний ребенок, ткнувшись Форточкину в плечо. Время близилось к полночи и Форточкин начинал себя чувствовать несколько неуютно – муза явно не собиралась никуда улетать, а спрашивать о чем-либо он как-то не решался. В очередной раз закипел чайник и, когда Форточкин возвращался с кухни с двумя чашками чая, он увидел, что муза спит на диване, уютно свернувшись калачиком. «Мдас... приплыли» - снова подал голос некто внутри, а снаружи Форточкин накрыл музу пушистым пледом, выключил телевизор, сел за стол и наконец дописал свое стихотворение.

-И что? И все? Ну, что было дальше?

А дальше было утро. Муза проснулась и увидела, что Форточкин спит, сидя за столом. И ей стало его очень жалко. Муза вздохнула и, сложив крылья на тумбочку в прихожей, чтоб не мешали, пошла готовить затрак. Все равно вчера она уже нарушила Главный Закон, запрещающий музам показываться людям и ей теперь не оставалось ничего другого как ждать Форточкина с работы и готовить ему завтраки, обеды и ужины. «Вставай, Сережа... Ты прямо как ребенок – нельзя одного оставлять.Ты снова заработался и заснул за письменным столом. Бухгалтер ты мой, бухгалтер...Вот так и уезжай от тебя в командировки...Ты тут хоть ел что-нибудь? Чай пил, вижу... ага, баранки... И как всегда пустой холодильник. Слава богу, детей к бабушке отправили а то и их бы тут голодом заморил...» Форточкин с трудом разлепил сонные веки и потянулся. Перед ним стояла Муза Аркадьевна Форточкина, его законная жена и мать двоих детей. Даже сейчас, спустя столько лет, она все еще была очень красивой женщиной и эту красоту не портили на легкая проседь в волосах ни застиранный байковый домашний халат. Форточкин пробурчал что-то оптимистично-утренне-приветственное, чмокнул жену в щеку и поплелся в ванну – умываться. По дороге он нечаяно смахнул с тумбочки что-то темное и шуршащее, на поверку оказавшееся жениным кожаным плащом.
Пока Форточкин чистил зубы, Муза взяла со стола лист, исписанный неровными четверостишиями, разорвала его на мелкие кусочки и выбросила в окно. Словно мотыльки, остатки ее, музы, памяти, медленно кружась в воздухе, тихо опустились в выпавший той ночью первый снег.

- И что – и все?... Ну, так неинтересно... я-то думал...и вообще – к чему ты это все?
- Неинтересно? Мдас... пожалуй, ни к чему... ну все, спи. Тебе завтра на работу, а время уже-начало первого...
- Ну, ладно...спокойной ночи. Ты будильник завела?
- Угу... спокойной ночи.