Любимые этюды
Кто-то из нас, похоже, продал этот мир
Кто-то из нас, похоже, продал этот мир – по пьяни ли, по укурке, спросонья или в неадекватной истерике, но продал – а деньги продолбал. Мы редкостные раздолбаи, ты да я, да мы с тобой – только «мы» это у нас получается большим цыганским хороводом, нас тут очень много – слишком много на мой вкус, мне становится тесно – и хочется уйти.
Мне все время хочется откуда-нибудь уйти, это утомительная привычка – от нее все устают и ругаются, а мне безразлично, потому что я когда-то была согласна с Сержем, что мы все теперь уходим понемногу - … Я тогда была идиотски инфантильна и не могла отличить пьяную сентиментальность от сосредоточенной вдумчивости.
У Чехова был рассказ, вот не помню – у Чехова ли, может, все-таки у Бунина? Нет, пожалуй, у Чехова – потому что это было совсем давно, и я никак не могла понять. Имен не помню – у меня вообще фатальная забывчивость в отношении имен. Скажем, там была барышня – Оля, и пара кавалеров-тезок – допустим, Саши или Николаи. Кавалеры любили сильно и неистово – как они это обычно умеют, доводя объект своей страсти до состояния перманентной истерики, перемежающейся ремиссиями-апатиями. А барышня как-то заехала помолиться, подумала и потом постриглась в монашки. А они ходили на службу – смотрели на нее и никак не могли понять. Сложно было выбрать, что ли?
Кажется, в моих воспоминаниях получился какой-то гремучий микс из Чехова и все-таки «Чистого понедельника». Но дело не в этом. А в том, что я только пару лет назад поняла – а совсем недавно прочувствовала окончательно, почему она так решила.
Потому что – так не достанься же ты никому. И всем будет проще, никому – обидно, а значит, получится справедливо. Потому что суета и тлен – а кавалеры, оправившись от шока, еще найдут кому попортить кровь.
Единственное, что – дети. При таком исходе никакой выполненной миссии, гражданского долга и прочего высшего предначертания не светит – один усталый эгоизм и тяга к покою. Ну а с другой стороны – мы уже и так продали этот мир, и деньги к тому же продолбали, так что нам теперь и остается только - либо совокупляться бессмысленно и беспощадно, либо уйти искать себе покой и тишину.
Мне все время хочется откуда-нибудь уйти, это утомительная привычка – от нее все устают и ругаются, а мне безразлично, потому что я когда-то была согласна с Сержем, что мы все теперь уходим понемногу - … Я тогда была идиотски инфантильна и не могла отличить пьяную сентиментальность от сосредоточенной вдумчивости.
У Чехова был рассказ, вот не помню – у Чехова ли, может, все-таки у Бунина? Нет, пожалуй, у Чехова – потому что это было совсем давно, и я никак не могла понять. Имен не помню – у меня вообще фатальная забывчивость в отношении имен. Скажем, там была барышня – Оля, и пара кавалеров-тезок – допустим, Саши или Николаи. Кавалеры любили сильно и неистово – как они это обычно умеют, доводя объект своей страсти до состояния перманентной истерики, перемежающейся ремиссиями-апатиями. А барышня как-то заехала помолиться, подумала и потом постриглась в монашки. А они ходили на службу – смотрели на нее и никак не могли понять. Сложно было выбрать, что ли?
Кажется, в моих воспоминаниях получился какой-то гремучий микс из Чехова и все-таки «Чистого понедельника». Но дело не в этом. А в том, что я только пару лет назад поняла – а совсем недавно прочувствовала окончательно, почему она так решила.
Потому что – так не достанься же ты никому. И всем будет проще, никому – обидно, а значит, получится справедливо. Потому что суета и тлен – а кавалеры, оправившись от шока, еще найдут кому попортить кровь.
Единственное, что – дети. При таком исходе никакой выполненной миссии, гражданского долга и прочего высшего предначертания не светит – один усталый эгоизм и тяга к покою. Ну а с другой стороны – мы уже и так продали этот мир, и деньги к тому же продолбали, так что нам теперь и остается только - либо совокупляться бессмысленно и беспощадно, либо уйти искать себе покой и тишину.
Solins