Любимые этюды
Большой дом, большая семья, три часа ночи. Все спят. Звонит телефон.
Друг, музыкант:
- Я хочу сыграть тебе секстет Брамса!!!
Удивлённая (не до шока, однако) хозяйка уточняет: сейчас? Да, следует ответ. Задумавшаяся о сути слова "секстет" Хозяйка снова уточняет: один???
Следует уточнить, что звонивший действительно приехал, после чего им и компанией его единомышленников были в ночи сыграны все секстеты Брамса.
(рассказали)
Друг, музыкант:
- Я хочу сыграть тебе секстет Брамса!!!
Удивлённая (не до шока, однако) хозяйка уточняет: сейчас? Да, следует ответ. Задумавшаяся о сути слова "секстет" Хозяйка снова уточняет: один???
Следует уточнить, что звонивший действительно приехал, после чего им и компанией его единомышленников были в ночи сыграны все секстеты Брамса.
(рассказали)
О музыке. Без трубы.
Три часа ночи. Успокоившиеся страсти. Звонок телефона - неожиданный, как всегда:
- Я хочу сыграть тебе секстет Брамса!
- Сейчас?!
- Да!
- Один?!?
- ДА!
Головная боль и сердечная скука. Не бывает инакого, не бывает лишнего. Только входящие коротко и без стука, только те, кто без спроса гневят Всевышнего. Атеистам - смешно, боголюбам - худо, не поверивший ни во что с удовольствием оскандаливается. Неожиданность хода - как вера в чудо: либо она наблюдается, либо не наблюдается.
Но в три часа ночи заканчиваются странствия. И звонок телефона, сияющий, как звезда:
- Я хочу сыграть тебе секстет Брамса!
- Сейчас?
- Да!
- Один?
- ДА!
Закручиваются Вселенные, разворачиваются Галактики. Не бывает постыдного, не бывает инакого. Детское убеждение в полезности профилактики против обыденности срабатывает по-всякому. Музыка расширяется, аккорды близятся, сон прерывается, но прерывается праздником. Страшная история - появление призрака, призрака композитора, оказавшегося безобразником.
В измученную верёвочку скручивается пространство. Усталость накатывает, бездонная, как вода.
- Я хочу сыграть тебе секстет Брамса!
- Сейчас?
- Да.
- Один?!
- ДА.
Альт срывается, контрабас забывается, струны терзаются, без надежды на расслабление. Скрипка как ящичек открывается: в ней две бутылки новогоднего настроения. Выпить до исповеди, выпить до милости, выпить до благости вечного притяжения. Шесть голосов впереди, шесть миль их нести, до того как расслабится обычное напряжение.
И приезжает ведь, приезжает, неизбежный, как выход из транса, длинный, как линия горизонта, захыватывающий, как страда.
- Я хочу сыграть тебе секстет Брамса!
- Сейчас?
- Да!
- Один?
- ДА!!!
Голоса снаружи. Голоса не снаружи. Что-то отказывает, что-то переворачивается. Ночь отступает, сраженная нотным кружевом. Сон отступает, увешанный знаками качества. Привычные рамки, ушестерённые заживо. Обычные люди, обычная ночная история. Сидят по-рабочему, со струнным мечом на каждого. Секстет, к счастью, всё-таки короче, чем оратория.
Когда бы ночь была менее страшна, чем прекрасна, было бы проще. Впрочем, "проще" еще не означает "легко". Всё сбывается: до утра играются секстеты Брамса. С адаптациями, вариациями и звуками скрипки, пронзающими небесное молоко.
И после, уже за гранью, где-то там, в нигде или в полной прострации, думая, а что же все-таки было в этом длинном скитании, в котором тебе еще столько стараться и сквозь длинные сотни лет идти одному - вспомни: в твоей жизни был и остался секстет Брамса. Сыгранный лично тебе, в одиночку, неновогодней ночью, почти под утро и вопреки всему.
- Я хочу сыграть тебе секстет Брамса!
- Сейчас?!
- Да!
- Один?!?
- ДА!
Головная боль и сердечная скука. Не бывает инакого, не бывает лишнего. Только входящие коротко и без стука, только те, кто без спроса гневят Всевышнего. Атеистам - смешно, боголюбам - худо, не поверивший ни во что с удовольствием оскандаливается. Неожиданность хода - как вера в чудо: либо она наблюдается, либо не наблюдается.
Но в три часа ночи заканчиваются странствия. И звонок телефона, сияющий, как звезда:
- Я хочу сыграть тебе секстет Брамса!
- Сейчас?
- Да!
- Один?
- ДА!
Закручиваются Вселенные, разворачиваются Галактики. Не бывает постыдного, не бывает инакого. Детское убеждение в полезности профилактики против обыденности срабатывает по-всякому. Музыка расширяется, аккорды близятся, сон прерывается, но прерывается праздником. Страшная история - появление призрака, призрака композитора, оказавшегося безобразником.
В измученную верёвочку скручивается пространство. Усталость накатывает, бездонная, как вода.
- Я хочу сыграть тебе секстет Брамса!
- Сейчас?
- Да.
- Один?!
- ДА.
Альт срывается, контрабас забывается, струны терзаются, без надежды на расслабление. Скрипка как ящичек открывается: в ней две бутылки новогоднего настроения. Выпить до исповеди, выпить до милости, выпить до благости вечного притяжения. Шесть голосов впереди, шесть миль их нести, до того как расслабится обычное напряжение.
И приезжает ведь, приезжает, неизбежный, как выход из транса, длинный, как линия горизонта, захыватывающий, как страда.
- Я хочу сыграть тебе секстет Брамса!
- Сейчас?
- Да!
- Один?
- ДА!!!
Голоса снаружи. Голоса не снаружи. Что-то отказывает, что-то переворачивается. Ночь отступает, сраженная нотным кружевом. Сон отступает, увешанный знаками качества. Привычные рамки, ушестерённые заживо. Обычные люди, обычная ночная история. Сидят по-рабочему, со струнным мечом на каждого. Секстет, к счастью, всё-таки короче, чем оратория.
Когда бы ночь была менее страшна, чем прекрасна, было бы проще. Впрочем, "проще" еще не означает "легко". Всё сбывается: до утра играются секстеты Брамса. С адаптациями, вариациями и звуками скрипки, пронзающими небесное молоко.
И после, уже за гранью, где-то там, в нигде или в полной прострации, думая, а что же все-таки было в этом длинном скитании, в котором тебе еще столько стараться и сквозь длинные сотни лет идти одному - вспомни: в твоей жизни был и остался секстет Брамса. Сыгранный лично тебе, в одиночку, неновогодней ночью, почти под утро и вопреки всему.
Neivid Вика