Любимые этюды
Лучше всего я выгляжу
Лучше всего я выгляжу тогда, когда в 12 ночи, наскоро высушив голову и мазнув первой попавшейся помадой по губам, выскакиваю в ларек за сигаретами, натянув на себя старые джинсы и пятнадцатилетней давности «любимуюфутболкус попугаем». Королевна!
Три часа проведенные у зеркала, с тщательной укладкой волос, профессиональным нанесением разнообразного визажа и многочасовой подбор вариантов вечернего туалета, приводят меня к выводу, что единственный выход - паранджа и ни шагу из дома.
Вкуснее всего у меня получается «много вкусной еды», когда на меня нашел экспериментаторский стих, под рукой нет ну просто ни одного едока и сама я при этом, желательно, функционирую в режиме жестких пищевых ограничений.
Для парадного обеда желе норовит не застыть, заварные – опасть, закусочный наполеон со сливками, тремя сырами и молотым перцем кажется невыразимо жирным, ну и виноград, естественно, зелен, а свиной хрящик - вечен.
Красноречивей всего я могу рассуждать на темы, не имеющие для меня особой важности. Цитаты сами просятся на язык, примеры, аллегории, силлогизмы и афоризмы теснятся в мозгу, аккуратно подпихивая друг друга локтями.
Если мне нужно объяснить что-то для меня чрезвычайно, жизненно важное – я путаюсь в словах, заикаюсь и постоянно переспрашиваю – «ну, ты меня понимаешь?», потому что сама себя я вряд ли бы поняла в этот момент.
Нежность, каждый раз перехлестывает мне горло немотой и безъязычием.
Когда я говорю « я тебя так…» я подобна парализованному глухонемому, мне не хватает слов, звуков, жестов, мне не хватает какого-то тоненького стилета, чтобы, взрезав, распахнуть грудную клетку и хоть так показать – как «так».
Три часа проведенные у зеркала, с тщательной укладкой волос, профессиональным нанесением разнообразного визажа и многочасовой подбор вариантов вечернего туалета, приводят меня к выводу, что единственный выход - паранджа и ни шагу из дома.
Вкуснее всего у меня получается «много вкусной еды», когда на меня нашел экспериментаторский стих, под рукой нет ну просто ни одного едока и сама я при этом, желательно, функционирую в режиме жестких пищевых ограничений.
Для парадного обеда желе норовит не застыть, заварные – опасть, закусочный наполеон со сливками, тремя сырами и молотым перцем кажется невыразимо жирным, ну и виноград, естественно, зелен, а свиной хрящик - вечен.
Красноречивей всего я могу рассуждать на темы, не имеющие для меня особой важности. Цитаты сами просятся на язык, примеры, аллегории, силлогизмы и афоризмы теснятся в мозгу, аккуратно подпихивая друг друга локтями.
Если мне нужно объяснить что-то для меня чрезвычайно, жизненно важное – я путаюсь в словах, заикаюсь и постоянно переспрашиваю – «ну, ты меня понимаешь?», потому что сама себя я вряд ли бы поняла в этот момент.
Нежность, каждый раз перехлестывает мне горло немотой и безъязычием.
Когда я говорю « я тебя так…» я подобна парализованному глухонемому, мне не хватает слов, звуков, жестов, мне не хватает какого-то тоненького стилета, чтобы, взрезав, распахнуть грудную клетку и хоть так показать – как «так».