Любимые Стихи

акын, да!

Я ложусь в мозаику мироздания спиной вперёд, как падающий пловец. Здравствуй, моя музыка, мой мотив, моя печаль с переплавленными краями. Мне было сказано явиться без опоздания, вот я и явилась - спасибо, мол, за совет. Из длины моего языка можно сшить парашют, а из тела - доспех, а можно на нём играть, вроде как на рояле.

Из длины моего языка можно скроить дорогу для движенья спиной вперёд. Я ложусь в мозаику мироздания, себя не осознавая, броду не пробуя, покорная, как игрушка. Не бойся, моя музыка, на свете не так много нот. Мы намелем из них муки и выстроим здание - а не получится, так испечем себе каравай, булку сдобную и еще ватрушку.

Намелем с тобою муки из нот, музыка - россыпью Млечный Путь. Ведь путь из млеч - такая же, в общем, дорога. Мечтают разные колобки разных дорог хлебнуть. А после - тихо лечь в булочную, на полку, и молча лежать до срока. До срока - музыка, до когда? До поры, до свидания, до съедения? Колобкам хорошо, у них дорога одна: туда. А нам куда? Туда же? Ну что за злодейское утверждение!

Я ложусь в мозаику мироздания спиной вперёд, как доверчивый космонавт. Доверять, пожалуй, легко: всё равно ведь так или сяк, но придётся ложиться. Не получится здание, так выйдет аккорд или взмах. Выдоить из Млечного Пути молоко, выкроить что-нибудь, да по-быстрому помолиться. И - лихо, вперёд спиной. И пусть себе снится в полёте смешная синица с фальшивыми картами в кружевах. Не ной. Пускай себе снится.

Музыка, я боюсь, я откровенно боюсь. Потому и падаю, как карточный домик, не глядя вниз на раскрытое ложе. Если можно, ты только скажи когда-нибудь: а я когда-нибудь куда-нибудь приземлюсь? Хотя, ты знаешь, не в этом дело. Главное - ты тогда, пожалуйста, приземлись там тоже.