Любимые Стихи
PRESENT INFINIT 22.07.2004 21:11
1
Вот и весна, и ветер, ночь, и дождя звоночки
молкнут, и все труднее тропку торить пером,
вот и опять – цезура, и на четвертой строчке
ты не дыша отложишь древнюю быль о том,
что оперяет рифму, или, придав сюжету
странную достоверность, ветвью стучит в стекло
и многоточьем дивным вдруг обрывает эту
фразу на полусло…
2
У себя, на верхнем, шепнуть часам: подожди,–
не щадя минуты, готовую вниз – набатом,
второпях перепутать лица и падежи,
спохватиться, поздно, уже – на пятом,
и – сюда, и – дальше, во всю – без оглядки – прыть
из строфы ломиться, не вытерпеть, стать громилой
и последнюю строчку в лесенку обратить –
чтоб скорей,
чтоб тут же
спуститься
к милой.
3
Возрази, попробуй, душную мглу предгрозья разведи на завтра,
Образумь Везувий, и это отпустит, но как объясниться с ним?
Разве станет пойму спрашивать половодье, разве динозавра
Ублажишь росинкой, удержишь на сворке, хотя бы и был ручным?
А когда всей мощью жажды, второй Сахарой сокрушит последний
Из твоих резонов, тогда остается лишь этот конец, поверь:
Шаг – и что твой белый флаг над строкой взметнется в той, тысячелетней
Тишине, как ныне, согласный, влекущий за край твоего “тепеРь”…
4
Даже в сих бесполитпросветных, несусветных краях, где пеший
в одночасье, должно быть, сгинет, ну а конный еще скорее,
где газеты неспешней писем, где лишь сердце стучит депешей,
о тебе узнаю не чаще, чем о заморозках в Корее,
это – в первом лице, которым заслонюсь, потому что трушу
(потому что в ином – не страшно),да и солнце ушло за сопку
(отмолчаться),и ветер как-то присмирел (потому что душу
не запрешь – да и нечем – на ночь, не закроешь, как эту скобку)…
5
Это осень, Леда, и все миновали сроки,
можно гать поправить, чтоб ангелы не ворчали,
или знак поставить такой вот: (!) – мол, эти строки
не для скорби, даже не для печали,
почтальон уволен, и ветлы глядят с испугом
на свои же ветви нагие, на стол, на строчку:
первый снег под ноги ложится лебяжьим пухом,–
остается только поставить .
6
Знаю, не прихоть, не блажь, не каприз, но это
порабощенье свободой темнее былой
доли, поскольку отныне все части света
связаны – даже и здесь, на бумаге – с тобой,
даже своей непричастностью в полной мере
к прошлому вольноотпущенника без пяти
слов - и последнего, что остается пере-
нести…
Вот и весна, и ветер, ночь, и дождя звоночки
молкнут, и все труднее тропку торить пером,
вот и опять – цезура, и на четвертой строчке
ты не дыша отложишь древнюю быль о том,
что оперяет рифму, или, придав сюжету
странную достоверность, ветвью стучит в стекло
и многоточьем дивным вдруг обрывает эту
фразу на полусло…
2
У себя, на верхнем, шепнуть часам: подожди,–
не щадя минуты, готовую вниз – набатом,
второпях перепутать лица и падежи,
спохватиться, поздно, уже – на пятом,
и – сюда, и – дальше, во всю – без оглядки – прыть
из строфы ломиться, не вытерпеть, стать громилой
и последнюю строчку в лесенку обратить –
чтоб скорей,
чтоб тут же
спуститься
к милой.
3
Возрази, попробуй, душную мглу предгрозья разведи на завтра,
Образумь Везувий, и это отпустит, но как объясниться с ним?
Разве станет пойму спрашивать половодье, разве динозавра
Ублажишь росинкой, удержишь на сворке, хотя бы и был ручным?
А когда всей мощью жажды, второй Сахарой сокрушит последний
Из твоих резонов, тогда остается лишь этот конец, поверь:
Шаг – и что твой белый флаг над строкой взметнется в той, тысячелетней
Тишине, как ныне, согласный, влекущий за край твоего “тепеРь”…
4
Даже в сих бесполитпросветных, несусветных краях, где пеший
в одночасье, должно быть, сгинет, ну а конный еще скорее,
где газеты неспешней писем, где лишь сердце стучит депешей,
о тебе узнаю не чаще, чем о заморозках в Корее,
это – в первом лице, которым заслонюсь, потому что трушу
(потому что в ином – не страшно),да и солнце ушло за сопку
(отмолчаться),и ветер как-то присмирел (потому что душу
не запрешь – да и нечем – на ночь, не закроешь, как эту скобку)…
5
Это осень, Леда, и все миновали сроки,
можно гать поправить, чтоб ангелы не ворчали,
или знак поставить такой вот: (!) – мол, эти строки
не для скорби, даже не для печали,
почтальон уволен, и ветлы глядят с испугом
на свои же ветви нагие, на стол, на строчку:
первый снег под ноги ложится лебяжьим пухом,–
остается только поставить .
6
Знаю, не прихоть, не блажь, не каприз, но это
порабощенье свободой темнее былой
доли, поскольку отныне все части света
связаны – даже и здесь, на бумаге – с тобой,
даже своей непричастностью в полной мере
к прошлому вольноотпущенника без пяти
слов - и последнего, что остается пере-
нести…
Сергей Шестаков