Любимые Стихи
ВАРУМ ДИ МЕДХЕН ЛИБЕН ДИ ЗОЛЬДАТН?..
1
Натюрлих, Ганс, ее глаза нежны
И зелены, как яблоки лесные.
Из этой отвратительной страны
Не нам с тобою выпадет - домой.
Нас похоронят в первый день весны
В огромной развороченной России,
Где ночи неприятно холодны
В любой сезон - особенно зимой.
Я стану, Ганс, являться ей во сне.
Мне двадцать пять, она меня боится.
Конечно, на войне - как на войне,
Но кончится война когда-нибудь.
Когда меня целует в тишине
Моя русачка, пленная синица,
Я опускаю веки, и ко мне
Слетает ангел нежности на грудь.
Ей сорок, Ганс, ее троих детей
Я по ночам во тьме дыханье слышу.
Она от мужа с фронта ждет вестей -
Он целит в нас из тысячи стволов.
И тысячи уродливых смертей
Царапают, крича, над нами крышу,
Когда в свои объятья без затей
Ее ловлю, как Дидель-птицелов.
Ей сорок, Ганс. И плачет надо мной
Она, как мать. Куда там нашим гретам!
Натюрлих, друг мой, с вражеской женой
Мне лучше, чем с возлюбленной женой.
Нас похоронят будущей весной -
Так надо, Ганс, не забывай об этом.
Но мне, натюрлих, это все равно,
Когда русалка плачет подо мной.
Так надо, Ганс, мы умереть должны -
Такая кровь не скоро растворится,
Впитается, и с будущей весны
Какой-нибудь березкой... видеть сны...
И невпопад - глаза ее нежны! -
Моя русачка бледная склонится
Над холмиком - продрогшая синица...
Мне хватит, Ганс. Она мне будет сниться.
Нас похоронят в первый день весны.
2
Я спрятала фото твое, я надела чулки,
Которые муттер в день Ангела мне подарила.
Ты помнишь, мой ангел, я часто тебе говорила,
Как сладко над краем чулка прикасанье руки...
Прости меня, Гюнтер! Ты помнишь, мы были в кино?
Твой черный мундир - все соседки от зависти выли...
Я спрятала карточку, Гюнтер, тебя же убили,
Убили в начале войны, и теперь все равно.
А этот глядит, не сводя обжигающих глаз,
И сводит с ума, не сводя... но не в этом же дело!
Я очень ждала тебя, веришь? - на фото глядела,
И все вспоминала, как все это было у нас.
Майн либер, я в спальне, дрожа, надевала чулок,
Не думая о фатерлянде - мечтая о хлебе,
Еще о тушенке, о сахаре... ты в своем небе
Не знаешь... а знаешь, он целый мешок приволок!
Прости меня, Гюнтер, от голода сводит живот,
Но голод полезен для талии, милый, для кожи,
И кожа моя, что покрыта мурашками дрожи,
Горячей руки, хоть какой-нибудь, ангел мой, ждет.
А ты ведь теперь в небесах, и тебе наплевать.
Я стала добычей - таков ваш военный обычай.
А хочешь, скажу?.. Наконец-то я стала добычей -
Стонать, извиваться, царапать, кусать, целовать...
Пожалуйста, Гюнтер, не надо смотреть свысока,
Как тело дрожит от касанья над краем чулка.
Мой браунинг - ты называл его дамской игрушкой?.. -
Заряжен, майн либер, и ждет у меня под подушкой.
Добыча врага, я уже не боюсь ничего.
Я немка. Мы кончим, а после я кончу его.
Он мальчик, дикарь, он никак не ферштеен, никак,
Что враг побежденный - не друг, а по-прежнему враг.
Нет, Гюнтер, пока что не надо смотреть, погоди.
Сейчас этот мальчик умрет у меня на груди,
И, сжав его влажные кудри в холодной горсти,
Я дуло вложу в свой еще неостывший, горячий,
Накрашенный рот. Пожелай мне, мой ангел, удачи.
А что испугалась и спрятала фото - прости.
Натюрлих, Ганс, ее глаза нежны
И зелены, как яблоки лесные.
Из этой отвратительной страны
Не нам с тобою выпадет - домой.
Нас похоронят в первый день весны
В огромной развороченной России,
Где ночи неприятно холодны
В любой сезон - особенно зимой.
Я стану, Ганс, являться ей во сне.
Мне двадцать пять, она меня боится.
Конечно, на войне - как на войне,
Но кончится война когда-нибудь.
Когда меня целует в тишине
Моя русачка, пленная синица,
Я опускаю веки, и ко мне
Слетает ангел нежности на грудь.
Ей сорок, Ганс, ее троих детей
Я по ночам во тьме дыханье слышу.
Она от мужа с фронта ждет вестей -
Он целит в нас из тысячи стволов.
И тысячи уродливых смертей
Царапают, крича, над нами крышу,
Когда в свои объятья без затей
Ее ловлю, как Дидель-птицелов.
Ей сорок, Ганс. И плачет надо мной
Она, как мать. Куда там нашим гретам!
Натюрлих, друг мой, с вражеской женой
Мне лучше, чем с возлюбленной женой.
Нас похоронят будущей весной -
Так надо, Ганс, не забывай об этом.
Но мне, натюрлих, это все равно,
Когда русалка плачет подо мной.
Так надо, Ганс, мы умереть должны -
Такая кровь не скоро растворится,
Впитается, и с будущей весны
Какой-нибудь березкой... видеть сны...
И невпопад - глаза ее нежны! -
Моя русачка бледная склонится
Над холмиком - продрогшая синица...
Мне хватит, Ганс. Она мне будет сниться.
Нас похоронят в первый день весны.
2
Я спрятала фото твое, я надела чулки,
Которые муттер в день Ангела мне подарила.
Ты помнишь, мой ангел, я часто тебе говорила,
Как сладко над краем чулка прикасанье руки...
Прости меня, Гюнтер! Ты помнишь, мы были в кино?
Твой черный мундир - все соседки от зависти выли...
Я спрятала карточку, Гюнтер, тебя же убили,
Убили в начале войны, и теперь все равно.
А этот глядит, не сводя обжигающих глаз,
И сводит с ума, не сводя... но не в этом же дело!
Я очень ждала тебя, веришь? - на фото глядела,
И все вспоминала, как все это было у нас.
Майн либер, я в спальне, дрожа, надевала чулок,
Не думая о фатерлянде - мечтая о хлебе,
Еще о тушенке, о сахаре... ты в своем небе
Не знаешь... а знаешь, он целый мешок приволок!
Прости меня, Гюнтер, от голода сводит живот,
Но голод полезен для талии, милый, для кожи,
И кожа моя, что покрыта мурашками дрожи,
Горячей руки, хоть какой-нибудь, ангел мой, ждет.
А ты ведь теперь в небесах, и тебе наплевать.
Я стала добычей - таков ваш военный обычай.
А хочешь, скажу?.. Наконец-то я стала добычей -
Стонать, извиваться, царапать, кусать, целовать...
Пожалуйста, Гюнтер, не надо смотреть свысока,
Как тело дрожит от касанья над краем чулка.
Мой браунинг - ты называл его дамской игрушкой?.. -
Заряжен, майн либер, и ждет у меня под подушкой.
Добыча врага, я уже не боюсь ничего.
Я немка. Мы кончим, а после я кончу его.
Он мальчик, дикарь, он никак не ферштеен, никак,
Что враг побежденный - не друг, а по-прежнему враг.
Нет, Гюнтер, пока что не надо смотреть, погоди.
Сейчас этот мальчик умрет у меня на груди,
И, сжав его влажные кудри в холодной горсти,
Я дуло вложу в свой еще неостывший, горячий,
Накрашенный рот. Пожелай мне, мой ангел, удачи.
А что испугалась и спрятала фото - прости.
Ольга Родионова